Письмо к Элизе" №10

Элиза,

Если бы после тебя остался только один альбом с фотографиями, какие бы ты выбрала? Пропитанные морской солью с отпечатками друзей и родственников? Те, на которых ты смеешься или застенчиво поглядываешь, прикусив нижнюю губу? Может быть, те, на которых ты совсем не похожа на себя настоящую – с нелепыми челками, юбками-клёш, полосатыми футболками? Или одну из тех, в стеклянных рамах, где твое лицо безупречно чужое, но от этого не менее завораживающее? Многие из твоих фотографий черно-белые, и не потому, что они старые, а просто тебе так нравится. Цвет делает всё проще, банальней, уязвимей. Некоторые из твоих фотографий потеряны навсегда в длинных коридорах отношений. Как странно, что ты раздала столько фотографий тем, кто на них никогда не смотрит. Они хранятся в пыльных ящиках – забытые и заброшенные. Может, через много лет, на них упадет чей-то любопытный или истосковавшийся взгляд. А может, они так и останутся лежать в пыли чужих жизней. Не всё ли равно? Мне вот твои фотографии ни к чему, Элиза. Я помню тебя в каждом радостном и грустном моменте, я знаю твои ужимки и вышкаленные позы. Я знаю твое лицо, когда оно по-настоящему твое, как будто какой-то огромный груз упал с твоих плеч, и стало так легко-легко. Я люблю тебя, Элиза, а любви не нужны фотографии.

Письмо к Элизе" №14

Элиза,

Сегодня я назначу тебе свидания в самых волшебных городах. В них твое лицо будет озарено светом, оно будет в точности моим до самого последнего штриха. Ты будешь бежать ко мне навстречу в развевающемся платье по аллеям мозаичной Барселоны с её вертящейся архитектурой, уличными артистами, розово-синими картинами Пикассо и запахом моря. Ты будешь стучать каблуками по мостовым Парижа, омытого ренуаровскими красками, мимо щебечущих парижанок и всех двадцати трех мостов, сквозь парящие в воздухе мечты и запах багетт. Ты будешь течь по венам Москвы – непрестанно, словно тебе никогда больше не знать усталости, а лишь мчаться по её кольцевым, дышать её женственной решимостью, любить на выдох. Я буду ждать тебя в десятках других городов, если пожелаешь. Я буду везде сразу, одновременно, буду ждать тебя прижимая к груди ландыши, чтобы ты скорее отыскала меня. Я буду рисовать твои портреты пастелью, отражаться в реках и бокалах со звенящим вином. Ты только иди ко мне. Там, куда съезжаются мечтатели и поэты, нам будет гораздо легче найти друг друга. 

Письмо к Элизе" №17

Элиза,

Когда падает занавес, и актеры стирают с лица краски в гримерной, когда гаснет свет, и пустеет зрительный зал, когда ты стоишь одна на сцене и смотришь в темноту меж гардин и оббитых бархатом кресел, что видишь ты в ней? Кроме сыгранных тобою ролей и тех, что только предстоят, кроме всего того, что тебе навяжут, или чем соблазнят, что тебе в этом пустом театре? Даже во время аншлага здесь практически невозможно найти родственную душу. Среди хлопающих и кричащих так мало обыкновенных слез, ради которых режиссер всё это задумал, а актеры неделями спотыкались на выложенных камнем репликах. И даже розы, что несут и бросают, почти всегда ненастоящие. В истинном театре живет тишина, в нем даже обычное дыхание звучит оглушающе. Истинный зритель впивается ногтями в скрипучее кресло, боясь пошевелиться и пропустить что-то очень важное. Истинные цветы не бывают розами, они не претендуют на торжественность, их лепестки просты и благодарны, их стебли без шипов и резных листьев. О чем ты думаешь, Элиза, когда замолкают голоса и шаги в корридорах, а ты всё так и лежишь на пыльной и заплаканной отрепетированными слезами сцене? Быть может, тебе кажется, что и вот этот спектакль не тронул ничью душу, что никто не видел твоих заломанных рук, не слышал твоего плача – такого простого и настоящего, что и вот этот вечер не оставил после себя ничего кроме недопитого шампанского в бокалах с алыми отпечатками и программок на полу между рядами? Может быть, ты права. Но однажды кто-то задрожит от надломленности твоих слов. Купив билет на последние деньги, кто-то будет дышать через раз и кусать губы. Этот кто-то непременно придет. Может быть, он даже будет не один. И вот ради него ты неделями выходишь на сцену и вдыхаешь рассекаемый прожекторами воздух провинциального театра. Но пока ты ждешь того, который будет способен оправдать все твои метания, разгляди меня среди ерзающих и хихикающих. Я не свожу с тебя глаз. Иногда я даже не дышу. Я твой самый верный зритель, Элиза.